твоё время течёт за мной, как расплавленное стекло,
мои сны о тебе далеко остались внизу.

[indent] сейчас:
Первый рассвет после долгой ночи ощущается пеплом на губах. Кажется, что этот мир, наконец, спасён — но не для него. Не для них. Игнис привык к темноте даже больше других — но не привык к пустоте. Как бы давно он ни знал о том, что ждёт в самом конце их путешествия, заплатив за это знание свою невысокую цену, всё же отчаяние никогда не захлёстывало его с головой. Он был готов пожертвовать всем собой, но для спасения мира этого было бы всё равно недостаточно. Но даже отдай он всё, даже собственную душу, не было бы так больно. А может, Ноктис и был его душой и сердцем.

Игнис достаточно умён, чтобы понимать, что это было неизбежно. И достаточно упрям, чтобы так с этим и не смириться. Это неожиданным образом играет на руку в какой-то момент, когда вроде бы спасённый мир начинает катиться в бездну ещё отчаяннее, чем прежде. Он ни секунды не сомневается, когда пробуждённая от смертного сна и уже порядком натерпевшаяся в этом новом мире леди Лунафрейя предлагает план — звучащий как лёгкая степень безумия план по возвращению в прошлое, чтобы с новыми знаниями изменить будущее. И хотя бы ещё один раз его обнять.

На подготовку требуется время — Игнис всё ещё достаточно умён, чтобы это признавать. И как бы ни велико было его желание увидеть — хотя бы фигурально — Ноктиса снова, торопиться было нельзя. Одна попытка. Второй может не быть. Что и как сказать и сделать. Звучит и правда как безумная фантазия, но именно она заставляет Игниса каждое утро вставать по утрам, отсчитывать дни, беспрестанно учиться ещё лучше управляться со своей слепотой, не давая себе поблажек и привыкая к тому, что оружие больше не призывается магией. Вместо неё теперь тоже пустота.

Его благоразумие даёт слабину только один раз — когда он поначалу резко утверждает, что сделает это в одиночку. Промпто не сразу удалось привести его в чувство, когда обычно такой спокойный и рассудительный Игнис умудрился разругаться из-за этого с Гладио. Так раньше Нокт часто делал.
[indent]
[indent]

[indent] тогда:
Поездка из Лесталлума заняла почти весь день. Игнис глушит мотор, разминает шею и искоса поглядывает в зеркало заднего вида на надувшегося Ноктиса. Тот, казалось, забыл об усталости, когда уже на подъезде к Каэму вдруг вспомнил о рыбном месте, о котором рассказывали местные. Он хотел было остановиться и провести пару часов — или всю ночь — за рыбалкой, но Игнис останавливаться отказался, сославшись на усталость после поисков мифрила в очередном подземелье в компании имперской наёмницы, помощи местным в Лесталлуме на станции и бесконечных разъездов.

- Мы проведём в Каэме какое-то время, возможно даже более долгое, чем тебе кажется, пока вернётся Гладио, а Сид закончит ремонт. Можешь отправляться на рыбалку хоть завтра с рассветом, но сейчас нам всем, и тебе в особенности, нужно выспаться.

Отказ звучит резче, чем Игнису хотелось бы. Сказывается усталость и нервозность перед лежащей впереди неизвестностью, от которой их отделяет Сиджилльский океан. Он устало прикрывает глаза — всего на миг — затем поворачивается и хочет что-то сказать, но Нокт уже выходит из машины, хлопнув дверью сильнее, чем обычно. Игнис хочет сделать замечание по этому поводу, но вовремя прикусывает язык. И что сегодня на него нашло.

Он вздыхает и тоже выходит из машины, аккуратно придерживая дверь Регалии. Замирает на несколько мгновений, поднимая голову и вглядываясь в медленно начинающее темнеть небо. И всё же темнеет теперь раньше, чем прежде. Хорошо, что здесь маяк. Правда, похоже, теперь он не указывает путь кораблям, а отгоняет от этого места демонов, но ведь и это тоже огонёк во тьме.

Игнис встряхивает головой, отгоняя какие-то странные мысли и неспешно идёт к дому. Сейчас можно будет что-нибудь приготовить, и постепенно умиротворение прогонит и усталость, и тревогу. Он поднимается по ступенькам, заходит в комнату и прикидывает, с чего бы начать, и вскоре увлекается приготовлением ужина настолько, что почти забывает о своих резких словах. Однако, когда на его приглашение поужинать спускается только Промпто, Игнис удивлённо поднимает брови, а внутри тут же начинает ныть чувство вины.

- А где Нокт? - об остальных обитателях дома он в этот момент не задумывается.

[indent]
[indent]

[indent] сейчас:
Когда Умбра переносит их в прошлое, Игнис не сразу решается сделать вдох. Вдруг это очередной его сон — он по-прежнему видит сны, оставаясь слепым наяву. И не уверен до конца, что из этого лучше — явь или грёзы, после которых подушка порой остаётся мокрой от слёз.

А когда он всё же вдыхает, то сразу чувствует морской воздух.

- Галдин или Каэм? - сразу спрашивает он у Промпто, не успев ни прислушаться, ни убедиться в том, что всё действительно сработало. Потому что он знает наверняка.

Он вновь чувствует эту магию, его магию. И, пожалуй, даже если бы Игнис вновь прозрел, способности вновь видеть он едва ли радовался бы больше. Потому что пустота в сердце была мучительнее. Даже те долгие десять лет не было так больно — тогда где-то глубоко трепыхался пульс, магия пусть и была приглушена, но не исчезала совсем. А после самой страшной ночи, перед самым рассветом, тугая нить в груди в какой-то момент оборвалась. Что-то внутри Игниса тогда тоже умерло.

А сейчас сердце вдруг забилось с удвоенной силой — по ощущениям, где-то в горле. По венам и артериям, смешиваясь с кровью, течёт ярко-синяя энергия. Всё получилось (?).

Лай Умбры ведёт их за собой. Они оба стараются не спешить, пробираясь по крупным прибрежным камням, но чувствуют нетерпение друг друга. В какой-то момент Промпто придерживает Игниса, а где-то впереди снова слышится радостный лай, а ветер будто бы доносит до боли знакомый голос.

Почувствовав, что Промпто уже готов сорваться с места, почти слыша бешеный стук его сердца, Игнис хватает его за локоть и сжимает в предупреждающем жесте.

- Помни — они не знают всего того, что знаем мы. Он не знает. Осторожнее.

Он не сомневается в Промпто. Но выдержка может подвести любого. В том числе его самого. Но нужно помнить, зачем на самом деле они здесь. Ради Нокта и ради них самих.

твоё время течёт со мной, как расплавленное стекло,
мои дни без тебя — далеко остались внизу, за спиной.