Он чувствует это не сразу. Потом оно зарождается осознанием на кончикам пальцев. И вот уже становится почти осязаемым. Оно забирается глубже, под самую кожу, столь резко отгоняя сон, что дыхание в первую секунду сбивается с плавного ритма, пробуждая весь организм. В голове уже просчитывается сколько секунд потребуется костюму, чтобы перейти в полную боевую готовность. И расчеты его удовлетворяют [ других бы несомненно восхитили, и он вернет им благодарность той его фирменной улыбкой, которая многих так раздражает ]. Старк открывает глаза резко и приподнимается, ища источник того, что его разбудило. Никаких тебе боевых стоек и суперагентских приемов он не знает, поэтому не спешит вскакивать с кровати и прыжком с парой перекатов прятаться за возможное укрытие. Это больше похоже на внезапное пробуждение от плохого сна, впрочем даже оно выходит чуть более ленивым, готовым если что отразить невидимого врага.

В конце концов — он находится на своей территории.

Он чувствует направленный на него взгляд, но не чувствует прямой угрозы. Скорее предостережение. Пятница молчит [  он всё ещё не привык к её голосу, что теперь будит его по утрам и поддерживает всю его жизнь ], не предупреждает о незваных гостях и не отпускает несомненно довольно умных для пользовательского интерфейса замечаний. Всё словно так и должно быть.

Она стоит напротив него, большое окно за её спиной прекрасно очерчивает все контуры, но скрывает лицо в тенях, сколько бы он не пытался его разглядеть пока между ними уплотняется тишина. За ней небо затянуто темно-синей грозовой пеленой, вдали, если присмотреться, уже расписанное кривым узором молний [  он отвел себе комнату с лучшим видом, если ситуация потребует его постоянного прибывания на базе. не такой хороший, как был бы в башне, но некоторые времена требуют своих потерь ]. Раскаты грома ещё не доходят до базы, да и стекла служат прекрасным изолятором для звуков извне, поэтому неминуемая буря гораздо ближе, чем кажется. Возможно, даже уже сейчас находится в его комнате. А он не может отвести взгляда от красных всполохов в её глазах — единственное, что ему удается разглядеть. Они как маяк на фоне надвигающегося разрушения. Если бы Старк был художником, то несомненно мы бы восхитился, захотев запечатлеть этот момент. Но лишь испытывает раз за разом судьбу, ничего хорошего они обычно не несут.

Красный цвет — цвет крови и ярости. И он подходит им обоим как нельзя лучше. Как удивительно и странно, что у них вообще есть что-то схожее. А может, он просто пытается себя в этом убедить. Неужели отголоски вины всё-таки остались где-то погребенные за сарказмом и самоуверенностью. Перед другими это стоит скрывать как можно надежнее.

Когда стекла касаются первые капли дождя, время снова начинает свой ход. Не хватает только тиканья часов, но они давно все заменены на электронные. Он и не замечает, как сам подключился в эту игру в гляделки. Тони делает вздох будто на пробу, будто не дышал вот уже несколько часов. Он видит, как она едва вздрагивает и плотнее кутается в тонкий плед. Замечает, что она всё это время стоит босиком. Воздух в комнате холодный, и ему обычно это нравится. Горячую голову лучше держать в холоде, да и старым привычкам сложно изменять, в груди ещё порой вспыхивает фантомная боль. Он не ждал гостей. Здесь и таких уж точно. 

Что ты здесь делаешь? Хочет спросить он, но логичный вопрос почему-то застревает в горле. Не встает поперек, но что-то оставляет его невысказанным. И он так и повисает между ними.

Убирайся. Надо сказать ему. Звучит так категорично — поверхностно, импульсивно, скучно. Ведь тогда он не узнает, что она забыла здесь посреди ночи. Что за сила привела её в комнату недавнего врага. Что заставляет смотреть на того, кто отнял у неё половину жизни и поселил внутри столь большую ненависть.

Поэтому Старк действует наугад. Или вернее будет сказать на удачу? Снова подается в плен этому отголоску красного свечения напротив. Вряд ли он кому-нибудь признается, но от неё у него мурашки идут по позвоночнику, его собственное тело старается держаться подальше. Она воплощение его страхов, которые он знает и так — смотреть им в глаза оказывается не столь простым и приятным делом. Его выдержке может позавидовать каждый, он остается невозмутимым. Но предпочел бы не повторять этот опыт вновь. Он поднимает руку и протягивает ей раскрытую ладонь, нарушая то, что происходит между ними, разбивая тишину и пытаясь отогнать зловещую тьму по углам, что наблюдает за ними. Действует с осторожностью, словно перед ним не воплощение опасной энергии, а маленький одичавший ребёнок.

— Иди сюда.