from the ashes of hate
it's a cruel demon's fate

тёмный провал встречает привычным жаром, опаляющим карминовые перья. люцифер кривит губы в ухмылке — дом, милый дом. не то, чтобы он сильно скучал — однако даже люций не осмеливается ослушаться отца. хотя, пожалуй, смелость тут ни при чём — он не боится. не нарочито храбрится, но просто не видит в том смысла. чему быть — того не миновать. он готов отвечать за то, что сделал, и единственное, что вызывает в демоне сейчас смутное беспокойство — это присутствие здесь непризнанной.

люцифер старается не зацикливаться на этой мысли — он и так до сих пор понять не может, зачем вообще решил в это ввязаться, и в какой момент его желание немного поразвлечься вдруг перешло в какую-то совершенно иную стадию. в какой момент он переступил ту границу, за которой находится точка невозврата… да нет, причём здесь это — просто господину ада пришлось не по нраву своеволие сына, вот и всё. не стоит придавать случившемуся такое большое значение, люцифер. не стоит придавать такое огромное значение ей.

демон косится на уокер, которая явно не в восторге от столь колоритного места, как темница ада. люцифер, стоит ему чуть скосить глаза на непризнанную, чует её страх. на губах его снова играет ухмылка — отчего-то этот страх льстит его самолюбию. он покровительственно берёт вики за локоть — ну-ну, не бойся, притворно-сладко хочет сказать люцифер, но всё же молчит и уверенно ведёт её вглубь. чувствует, как она дрожит, когда к ней тянутся чьи-то когтистые лапы — он же небрежно ударяет по паре таких. они для него — пустое место. он здесь — почти хозяин. его здесь слушаются — боятся — все, кроме одного. и как раз к нему-то люцифер и не рискнёт вести непризнанную.

мысль эта приходит как-то сама собой — не в порыве благородства и не как озарение, а просто люций решает, что оставить девчонку запертой в камере будет куда лучше, чем идти знакомить с отцом. у нас не настолько серьёзные отношения — от этой мысли ухмылка становится совсем уж кривой, а сам демон открывает решетчатую дверь темницы и делает рукой приглашающий жест. так будет лучше — он мог бы хотя бы попытаться объяснить, что к чему, но не утруждает себя этим.

— сиди тихо, — говорит на прощание, но смотрит при этом совсем не на уокер — а куда-то в темноту соседней камеры. непризнанная и не догадывается, наверное, что его слова обращены в первую очередь совсем не к ней.

сиди тихо и всё будет хорошо — он мог хотя бы попытаться успокоить её, но… верно — не утруждает себя этим. достаточно и этого, что теперь сам люцифер уверен — непризнанная… вики в безопасности. насколько это можно в аду. от мысли этой ухмылка не сходит с его лица даже когда он оказывается лицом к лицу с отцом. и, верно, служит поводом для первого удара — сатана очень хочет стереть её.

за первым ударом следует второй, третий — и все без единого слова. люцифер не удивляется такому приёму — он ничего иного и не ждал. во рту возникает металлический привкус. люций закусывает губу — вроде бы от боли, а на самом деле для того, чтобы сдержать очередную уже не ухмылку, но усмешку. такую горькую, что тошнит ещё больше, чем от крови в горле.

отлично поговорили, пап… как всегда.

воспитательные методы ада стоит внедрить в школьную программу — до того доходчиво господин сатана умеет объяснять, что люцифер по его мнению делает не так. впрочем, сегодня он, кажется, в хорошем расположении духа — после воспитательной беседы молодой демон уходит на своих двоих, ему даже не нужно ползти. отделался лёгким испугом. правда немного заплыл один глаз, но не страшно — всё равно все вокруг считают его красавчиком. как будто это на самом деле имеет хоть какое-то значение.

люцифер смачно сплёвывает кровью на и без того грязный пол временной тюрьмы, и утирает текущую из носа кровь рукавом чёрной рубашки. и идёт вымещать уже собственную злость — срывает замок с двери камеры уокер, размашистым шагом подходит к ней вплотную, берёт за горло и прижимает к стене. всё из-за тебя. как же я тебя… он смотрит ей в глаза несколько невыразимо долгих мгновений.

что ты со мной сделала? что сделали со мной из-за тебя?

из горла люцифера раздаётся глухой рык. он отпускает вики, разглядывая её — кровавая пелена перед глазами исчезла, злость не прошла, но свилась кольцами и затаилась где-то в груди.

— у тебя кровь, — всё-таки распускала руки? демон прищуривает глаза, всё ещё горящие алым, и медленно поворачивает голову в сторону соседней камеры. убивать готов того, кто сделал это с ней. никто не смеет её даже пальцем тронуть.

только я могу. она моя.

мощный взмах когтистого крыла. люцифер прерывисто выдыхает через нос, не давая волю ярости, и снова поворачивается к уокер.

— идём отсюда.

несколько взмахов сильных крыльев позволяют люциферу оставить родной дом позади довольно быстро. не настолько, чтобы это было похоже на побег, но задерживаться у него желания не больше, чем у непризнанной — она спешит, и в спешке даже не замечает, как задевает демона перьями по лицу, стремясь убежать отсюда — от него?.. — как можно скорее. люцифер смотрит на неё как-то отрешенно — не стремиться догнать и удержать, но и из виду терять тоже не торопится. наблюдает внимательным взглядом алых глаз. вполуха слушает увещевания мисселины, которая разве что руками не всплёскивает и крылья себе не заламывает, когда видит их, вернувшихся в школу. люций закатывает глаза — этого ещё только не хватало.

хотя, конечно, причитания заботливой и до тошноты сердобольной учительницы направлены в основном на уокер — конечно, ведь люцифер свою порцию увещеваний уже получил от отца, а вот непризнанным некоторые здешние ангелы заменяют родителей. даже тем, чьи родители тоже здесь, но им не до собственных детей. мы похожи больше, чем ты думаешь. больше, чем тебе бы, возможно, хотелось.

демон слушает кажущийся бесконечным поток мягких упрёков, не встревая. очень хочется, конечно, ухмыльнуться, но растягивать разбитые губы в ухмылке неприятно — кровь сочиться начинает. люций с досадой думает о том, что такие раны заживают на нём почти мгновенно — если только это не очередной «подарок» отца. справедливости ради нужно сказать, что едва ли найдётся кто-то ещё, кто может ранить люцифера, однако от этого не легче.

он стоит молча и лишь пожимает плечами, когда мисселина переводит взгляд с непризнанной на него. ему она ничего не говорит — не смеет? или просто всё прекрасно сама понимает. да и что тут скажешь — не будет же она сына сатаны жалеть. жалость, вместе с упрёками, пусть оставит для непризнанных. или для ангелов. для кого угодно, только не для него. ему никто не нужен.

и он сам никому не нужен.

и его это нисколько не заботит.

само заживёт, — хочет огрызнуться люцифер. тебе в лазарете помогут, — хочет отдёрнуть руку люцифер. оставь меня, от тебя одни неприятности. это всё из-за тебя.

это правда. из-за неё он почему-то послушно идёт куда-то, ведомый — уж не впервые ли в жизни? что движет им? что даёт такую власть ей? мало кому приходило в голову, что самого люцифера можно вот так просто затащить к себе в комнату — никому, если быть точным. до сегодняшнего дня.

ему до дикости непривычна забота. его снедает любопытство. оно же позволяет усадить себя на кровать — ни сам он, ни вики при этом не произносят ни слова. словно проверяют друг друга — кто первым сломается. кто не выдержит. кто взорвётся криком. это что за игра?

когда уокер исчезает за дверью, ведущей, видимо, в ванную комнату, люцифер остаётся сидеть на кровати. хотел бы — ушёл бы, ушёл бы прямо сейчас, и никто бы его не остановил; но он остаётся. выдыхает хрипло и прикладывает ладонь к рёбрам — одно из них, кажется, было сломано, и теперь вовсе не спешит срастаться, и уж тем более не безболезненно. люцифер сжимает зубы и делает ещё пару хриплых вздохов. он никому бы не позволил смотреть на себя в момент слабости — но не спешит убраться подальше, забиться в угол и зализать раны там, где его никто не найдёт. любопытство его сильнее боли.

поэтому он с вальяжным видом откидывается на кровать, опираясь на локти и небрежно раскидывая крылья — за мгновение до того, как из-за двери вновь появляется вики, нервно комкающая в руках полотенце. боишься того, что натворила?

— решила ответить гостеприимством на гостеприимство, а? — люцифер растягивает слова так же старательно, как и губы в нагловатой ухмылке; запёкшаяся в уголке рта кровь от этого трескается. люцифер её слизывает — обводит губы языком, не сводя глаз с непризнанной, только чуть прикрывает их — в полумраке взор алых глаз горит уже не яростно, а как-то совсем иначе. и голос уже другой совсем — чуть хриплый, но не от боли, а от чувства совсем иного рода.

люцифер кивает, подбородком указывая на место рядом с собой, и крыло приподнимает в приглашающем жесте.

— сядь, — коротко бросает он, а сам взглядом скользит по её лицу, шее, опускается ниже — и останавливается на руке. «вернусь домой — убью его», — как-то очень спокойно думает демон и снова смотрит вики прямо в глаза.

не бойся. больно не сделаю.

стоять или бежать, но всё равно — гореть.

люцифер тихо-тихо хмыкает, слыша замечание про решётки. ему хочется пошутить, конечно. будь тут решётки, он бы задумался о скрытых наклонностях непризнанной. впрочем, их у неё и так хватает, раз вот так запросто она пускает его к себе. без решётки с тем, кто хуже — как она наверняка считает — дикого зверя. иногда по ту сторону решётки лучше.

однако же демон молчит. лишь носом поводит, как хищник. ему даже смотреть на уокер не надо — он всё равно её чувствует. он чувствует её ауру — на вкус. он почти перебивает металлический привкус крови во рту. почти.

он чувствует её страх — как бы вики ни храбрилась, сколько бы ни делала невозмутимый вид, люцифер знает, чувствует, как колотится её сердце. знает — и ничего не делает. лишь терпеливо ждёт, пока она сама подойдёт к нему. не то чтобы у неё много вариантов, однако он не торопит. лишь поудобнее раскладывает крылья. хочется ими встряхнуть посильнее. топорщащиеся перья — что оголённые нервы. выпадут — только лучше будет. оставит парочку на постели непризнанной — на память. мысль эта снова заставляет его фыркнуть.

аура становится ближе; словно прохладным мягким пером мажет по щеке. ощущение странное, непривычное. приятное. прежде никто так никогда не делал. а она не знает — признаётся в этом сама чистосердечно — как надо или не надо. как принято или не принято. это её незнание завораживает — глупая, ничего не понимающая непризнанная захватывает всего его; все чувства и мысли демона. это одновременно злит и манит. сделай так ещё раз.

вместо этого уокер, словно угадав его мысли, делает назло — надавливает на порез, и люцифер тихонько шипит сквозь зубы. боль в рёбрах куда сильнее, но эта неожиданная вспышка отвлекает внимание, перетягивает его на себя. демон распахивает до того полуприкрытые алые глаза. но и тогда, и сейчас он не сводит своего взгляда с вики. прожёг бы её насквозь, вот только определиться не может, какой огонь сильнее — ненависти или страсти. это её до сих пор спасает. недолго осталось.

непризнанная задаёт вопрос. во взгляде люцифера скользит недоумение — она правда такая глупая, что не понимает? или просто хочет добиться от него какого-то признания? ну так рановато ещё. люциферу больно — он готов язвить. в мыслях проносится миллион разных ответов. каждый из них — презрительный, начиная с «рановато ещё знакомиться с родителями, как считаешь?» и заканчивая «непризнанные на встречу с сатаной не наработали, так что в клетке самое место». если сама не понимаешь, то какого ещё ответа ты заслуживаешь.

— нечего тебе там делать, — отвечает он, пытаясь поймать её взгляд. его голос звучит бесстрастно, но люцифер хочет, чтобы она поняла. его разбитая губа — плата за то, что явился один. это разумное количество боли. он может это выдержать. а она не может этого в толк взять. обижается.

люцифера это вдруг злит. вообще-то это правда было больно. хочешь так же? так я устрою.

он резко хватает её за руку, выхватывает полотенце в разводах крови, откидывает куда-то в сторону. грубо тянет её к себе — не умеет по-другому. останавливает взгляд алых глаз на глубоких порезах. он проводит по ним большим пальцем — тоже грубо. затем ещё и ещё, и каждое прикосновение его мягче предыдущего. они постепенно сменяются нежным поглаживанием. люцифер на самом деле не хочет, чтобы вики было больно. потому и оставил её в клетке. это не тюрьма, а убежище. она заботится о нём сейчас — он заботился о ней тогда. он тоже никогда раньше так не делал — она переворачивает его привычный мир. он не хочет в этом признаваться — уж во всяком случае, не ей. а она вытягивает из него это признание, требует объяснений. от этого он злится.

люцифер раскрывает крыло, приобнимает им непризнанную, закрывает с головой, прячет в свою собственную клетку. алые перья касаются серых.

— успеешь ещё, — хрипло шепчет демон прежде, чем поднести руку непризнанной к своим губам. он почти касается ими порезов — того места, где они уже затягиваются — но в последний миг останавливается. щурит алые глаза, на мгновение сжимает хрупкое запястье уокер, а затем разжимает пальцы. даёт ей шанс передумать. потом будет поздно.

— ты закончила с полотенцем? на мне ещё есть синяки и ссадины, хоть их под рубашкой и не видно, — нагло ухмыляется люцифер. а сам тем временем поводит крылом — так, чтобы чуть дрожали серые перья на крыльях непризнанной.